Synergistic Aesthetics

Full Text

Эстетика – это наука о красоте как силе, поднимавшей к бытию целые цивилизации и народы. Потому ее предмет выходит далеко за рамки искусства¹. Красота – неустранимая сторона сущего. Без нее бессмысленно все. Задача эстетики как науки – выделить зиждительную силу красоты в сознании человечества, чтобы она воссияла и в жизни. Неразумно рассуждать о красоте без красоты – это было бы беспредметной схоластикой.

Как музыкальные шедевры могли появиться в мироздании? Интонация небесной красоты, которой предстояло строить христианскую цивилизацию, была подробно описана святыми отцами. Теория музыки в ранние века христианства ставилась выше «практической музыки», потому что была святой теорией красоты, способной приводить небывалое в действительное. В связи с этим услышим голос святых отцов: «Ничто, ничто так не возвышает и не окрыляет душу, не отрешает ее от земли, не избавляет от уз тела, не располагает любомудрствовать и презирать все житейское, как согласное пение и стройно составленная божественная песнь» [4]. Взор св. Иоанна Златоуста был устремлен в то главное, исходное, что будет рождать красоту музыки будущего: ее жизнестроительную энергию. Изысканно красива и верна мысль П.И. Чайковского о М.И. Глинке: в нем, как дуб в желуде, заключена вся последующая русская музыка². Но «желудь» будущего созревал раньше. Случилось в мироздании то, что выше святителя и музыкантов. Их творения никак не выросли бы из установки: «Все суета сует и всяческая суета. Что было, то и будет; и что делалось, то и будет делаться, и нет ничего нового под солнцем» (Еккл. 1:9).

Что же произошло? Что вдруг изменилось в бытии? Время стало целестремительным, потекло в настоящее не только по низшей линии детерминизма из прошлого, но и встречно – из будущего. Сотворивший время имеет власть менять его ход и устроение. Каждый квант времени вдруг возгорелся тем, что впереди. Апостол Павел пишет: «…забывая заднее и простираясь вперед, стремлюсь к цели…» (Флп. 3:13, 14). Какой цели? Ей нет предела. Мироздание вспыхнуло новизной – вечной, ослепительной, вдохновенной. Мир потрясен. «Все прежнее изменено… Новая благодать Божия все плотское переменила на духовное, отерши, так сказать Евангелием своим всю древность как бы губкой» [5, с. 30].

Ветхий мир не ведал главного: зачем Творец создал мир, с какой целью? А как без нее жить? Как тут не вспомнить бессмертные строки великого русского классика: «Цели нет передо мною: / Сердце пусто, празден ум, / И томит меня тоскою / Однозвучный жизни шум»³. А.С. Пушкин – человек христианского времени. Вслушаемся в суть его обращения: «Дар напрасный, дар случайный, / Жизнь, зачем ты мне дана?»⁴. Митрополит Московский Филарет (Дроздов) ответил Пушкину стихотворным же поучением. Святые отцы говорили: «Безумие – отвечать прежде вопроса» (ср.: Притч. 18:13). «Дар напрасный» – не богохульное утверждение. Это только начало фразы, а ключ к началу – в точке золотого сечения (в цезуре между пятым и шестым словами – «жизнь» и «зачем»). Синтаксис взорван (эмоциональным «зачем?»). Огненная стихия взывания, взметнувшая фразу к Небу, подвигла святителя написать стихотворный ответ на все сомнения поэта. Само по себе стихотворение митрополита не имеет эстетической ценности, оно вбирает в себя энергию только в связке с шедевром Пушкина. Укачивающий ритм и гладкий синтаксис успокаивают, как колыбельная младенца: «Не напрасно, не случайно жизнь от Бога мне дана»⁵. Святитель Филарет, несомненно, молился о Пушкине. Поэт откликнулся на его поучение благодарственным стихом.

Ветхозаветный мир тоже томился, но вопроса о последней цели Творения мира, на который мог бы ответить только сам Творец, не задавал. Он получил ответ, когда утратил ориентацию в бытии и пребывал в идеологической растерянности. Последняя цель сотворения мира – Царство Божие, Царство любви, красоты, восторга, которое придет не внешним образом, а явится, прорастая в святых сердцах. Христос не просто изменил течение времени, перестроил его, сделав целестремительным. Господь даровал людям строительную силу, называемую благодатью. В греческом Евангелии это слово звучит как харис; со времен Гомера оно означало триединство красоты, любви и милосердия. Дух Святой начал свою зиждительную работу в истории, находясь в соработничестве с преображенной волей человека. Но свободен ли человек в этом сотворчестве? Дух Божий создал землю и рай как колыбель для человечества. Но создать Царство Божие Всемогущий Бог Сам не может, потому что замысел Его другой: человека Он изначально замыслил как со-творца! Для того-то дана человеку высшая свобода, которой не имела биологическая жизнь. Она заключается в способности определять самого себя и свое место в мире по критерию отношения к последней цели бытия. Невозможно принудить человека к небесной любви и красоте (восхищенного языка любви). Любовь может быть только доброхотной. Потому человек – не только данность, но и заданность. Он сотворен на вырост к Царству. Ради возможности роста создано время. Оно для того, чтобы не было одновременности. Точка растянулась в линию. Время, целесообразное в природе (сообразное последней цели творения), стало центростремительным, когда жажда Царствия соединилась с каскадом благодатных энергий Божиих, и началось соработничество двух энергий. По-гречески это слово звучит как синергия. Синергами (соработниками, со-творцами) апостол Павел назвал христиан.

Теперь читателю, возможно, становится понятным название статьи. Красота, как сказано, – язык любви Творца и творения. Соответственно она тоже синергийна. Красота – не вещь, даже не энергия, а именно синергия. Потому эстетика как наука о красоте может быть только синергийной. А как же взгляды Н.Г. Чернышевского или же марксистско-ленинская эстетика⁶? По своей сути материалистическая мысль с отброшенным чудом красоты не является эстетикой как науки о жизнесозидающей энергии красоты, она лишь пародия на нее, служанка идеологии – веры с «отрезанным» Небом. Если ж положить в основание науки синергию, то во всех явлениях красоты откроется реальная глубина, их подлинный смысл. Нет ни одной мелочи в гениальном исполнении, ни одной цезуры даже, которая не была бы квантом синергии и не рвалась бы к красоте беспредельной, божественной. Это признавали многие гении и в литературе, и в науке, и в искусствах. Без вдохновения все мертво, а вдохновение – это такая гостья, которая, по словам П.И. Чайковского, не любит посещать ленивых. Чуткий слух гения воспитывается вслушиванием, что и есть синергия: «Но лишь божественный глагол до слуха чуткого коснется…» (А.С. Пушкин)⁷.

Синергийны заповеди Христа: «Просите, и дано будет вам; ищите, и найдете; стучите, и отворят вам» (Лк. 11:9); «Ищите же прежде Царства Божия и правды Его» (Мф. 6:33). От нас лишь требуется усилие, и от Бога приходит дарование, благодатные энергии. Две стороны синергии возрастают параллельно: наша инициальная энергия восходит «от силы в силу». Благодать тоже умножается: «благодать возблагодать» (Ин. 1:16). Очень точен этот префикс «воз»: благодать не накладывается на человека сверху, а подхватывает его свободное устремление к Царствию. Не будет жажды – не будет и упоения. Не будет творческого недоумения – не приблизится ясность. Прошения и действия наполняются дерзновением (упованием на любовь Божию). «Дерзай, дщерь» (Мф. 9:22), – говорит Христос Своей Церкви – союзу людей, жаждущих Царства вечной любви. Все возможно верующему, потому что все возможно Богу. Сколько слов характеризуют чудо синергии? Вдохновение, просвещение, озарение ума, ободрение и окрыление воли, умягчение и как бы оттаивание сердца, восторг духа, откровение премудрости, преображение, обожение. Отражаясь в силах души (в уме, чье призвание истина; в сердце, способном принимать энергии любви, красоты, восторга; и воли – силы действия, меняющего состояние бытия), синергия становится многоцветной, что требует и множества слов для описания. Она пронизывает мироздание изнутри и меняет облик мира.

Была ли красота до Христа? Не могла не быть, раз человек задуман «на вырост». Самым надежным признаком появления человека на земле для археологов является наличие захоронений. Мысль о вечности, о том, что потенциал человека бесконечно превосходит краткий срок жизни, подняла великую Древнеегипетскую цивилизацию. Главное ее произведение европейская наука называет «Книгой мертвых». Но подлинное имя этого литературного памятника – «Изречения выхода в день»⁸. Вечность – самый главный обертон красоты в Древнем Египте. Он расцвел христианской цивилизацией, соединившись с обертонами божественной милости, любви и красоты – небесной красоты. Богочеловеческая синергия процесса проникнется синергией состояния, вечной творческой радости бытия.

И все же было бы ошибкой не видеть различия меж сумерками и рассветом. «Взойдет Солнце правды и исцеление в лучах Его» (Мал. 4:2), – писал пророк Малахия о Христе. Вергилий не случайно попал на фреску Благовещенского собора в Кремле⁹ – в своих «Буколиках» он предсказал рождение Божественного Младенца и наступление новой эпохи¹⁰. Несравнимо восприятие красоты И.С. Бахом и Сократом. Никакой античный гений не мог шагнуть в эпоху благодати и жить в ней. Определение же Баха синергийно, как синергийны и заповеди Христа. Последняя цель музыки, по Баху, – «служение славе Божией и освежение духа», без чего она превращается в «шум и дьявольскую болтовню» [7, S. 915]. От нас требуется служение беспредельной красоте славы Божией, тогда как Бог дарует освежение нашему духу, вечную свежесть новизны непосредственно из Царства света.

Пришла ли небесная красота из прошлого по линии материалистического детерминизма? Отнюдь! Новая красота пришла в бытие из последней его беспредельной цели. Парадоксальным образом она преобразила и минувшие эпохи, которые тоже воссияли, когда в них отразились лучи Солнца красоты. Время помогло новому восхитительному восприятию, смыв пестрые краски со скульптур античности. Но главное в беломраморной красе Греции не снаружи, а внутри: античный реализм уступил место реализму духа.

В своей книге «Автобиография» преподобный Порфирий Кавсокаливит¹¹ описывает историю, как однажды экскурсовод спросила его о статуе Зевса: «“А Вы, батюшка, что скажете? Как вам эта статуя”? – Я не разбираюсь в статуях, – ответил я. – Я лишь смотрю и удивляюсь искусству скульптора и творению Божию, которое совершенно, и понимаю, что скульптор, создавший это произведение, имел обостренное чувство Божественного. Посмотрите на Зевса: хоть он мечет в людей молнии, лицо его спокойно. Он не разгневан. Он – бесстрастен»¹². Его ответ понравился экскурсоводу и всей экскурсионной группе.

Вспомним беломраморные храмы Древней Греции. Парфенон («девичьи покои») посвящен богине Афине Палладе. Современные люди даже не вспомнят, что земля вокруг обильно напитывалась кровью жертвенных животных, оглашалась их предсмертными криками. Богослов Павел Флоренский красочно описал рев пламени при ритуальном всесожжении быков [8, c. 43-44]. Между тем во времена Фидия, руководившего при Перикле строительством храма, приносились и человеческие жертвы! Христианство положило конец кровавым ритуалам языческого мира. Они стали не нужны, ведь в жертву справедливости Божией за грехи людей Христос принес Самого Себя. Судья умер за осужденных на смерть, чтобы они жили и смогли воскреснуть к «жизни преизбыточествующей»¹³.

Может быть, наше современное, обновленное христианством восприятие античной красоты неадекватно? Но что в данном случае является мерой адекватности? Материальная фактология прошлого? На наш взгляд, мерилом адекватности должно служить соответствие последней высшей красоте бытия Царства Божьего. Плод адекватного восприятия – преображение души в красоте, а в пределе – и обόжение. «Красота спасет мир», – говорил Ф.М. Достоевский устами 18-летнего Ипполита Терентьева в романе «Идиот». Истинна, конечно, та красота, которая струится из последней цели бытия. Будущее – ключ к настоящему и, как сказано, к прошлому тоже. С удивлением и радостью всматриваемся мы в живые лица фаюмских портретов Древнего Египта эпохи эллинизма¹⁴. В их взорах – надежда вечности. Но только христианство открыло, насколько эта вечность прекрасна.

«Музыка есть откровение, более высокое, чем мудрость и философия», – дефинировал Л.В. Бетховен в письме И. Шуппанцигу¹⁵. Стало быть, и для исполнителя не Бетховен, а откровение, бывшее ему, служит конечной целью. Откровение – то же самое, что возводило шедевр, теперь дается ему с учетом изменившегося бытия жизни – от исторической обстановки и своеобразия личности до акустики зала и состояния слушателей. Кто может так непостижимо соизмерить все? Только святой дух красоты.

В явлении синергии я выделяю два ее проявления: синергию процесса (движения, развития) и синергию состояния, которая может быть и мгновенным срезом во времени, и охватывать целые эпохи.

Примером первой выступает экспозиция сонатной формы, обнаруживающая через звучание преображение души, которое будет испытано в последующей разработке. Главная партия созидается нашей ищущей инициальной энергией, связующая партия часто несет в себе энергию дерзновения – подхвата нашего порыва божественной благодатью, побочная партия зиждется катарсической энергией, просветляющей ум и сердце. Энергия заключительной партии, в свою очередь, полностью преображает волю. В отличие от той, что была в инициальной энергии главной партии, она становится полетной, вдохновенной, исполненной радостью, энтузиазмом и торжеством свободы¹⁶. В эскизах Бетховена при написании главной партии тут же появлялись наброски партии заключительной. Почему? Так пророчески обнажался стержень развития, который есть целеустремление (А. Толстой говорил: «…писать по плану нельзя, но и без плана – тоже. Нужно писать по целеустремлению»¹⁷). С волевого выбора направления все начинается, решимостью подкрепляется и преображением всех сил души в новой силе и крепости души завершается.

В чем специфика синергии состояния? В церковной музыке отсутствует интенсивное развитие – лишь развертывание состояния: состояния молитвенной приподнятости в предстоянии Творцу. Оно длится во времени, которое как бы остановилось, и от такого дления укрепляется синергийно, созревает в невидимой глубине и высоте, подобно тому, как зреет сила молитвы, когда мы пребываем в ней.

И музыканты, и не-музыканты могут вслушаться в эту прекраснейшую синергию состояния, например, в «Чаконе» Витали. Форма чаконы – вариации на выдержанный бас. Длительность пьесы 11 минут¹⁸, тогда как выведена она всего из четырех звуков в басу в непрерывном повторении их последовательности – вот оно, единство в многообразии! Длятся эти четыре звука в четырех тактах 13 секунд. Полсотни повторений во всей пьесе и полсотни разных фаз единого молитвенного предстояния. Четыре звука баса спускаются гаммообразно по так называемому фригийскому тетрахорду, в котором чудесным образом слиты ладовая организация средневековых церковных ладов с их неземным покоем и тональная гармония Нового времени, пронизанная томительным тяготением к несказанному. За звуковым единством в многообразии стоит главное: синергийное единство молитвенного предстояния. Полнота приподнятого ввысь бытия – вот что единое, от века желанное, несет в себе Чакона. И эта полнота – живая! Ибо любовь, связывающая Творца и творение, неистощимо многообразна. Вот что такое бытие как общение.

Где предел полноты и достоверности бытия? Какое состояние самое высокое? Беспредельный предел – в Царствии Божием. В эти сферы поднимает нас «Вокализ» Рахманинова, в гармонии которого тоже (но таинственнее) присутствует фригийский тетрахорд. «Вокализ» пророчествует о Царстве всеохватной любви и красоты его подобно иконе.

Вот теперь, кажется, мы исчерпали все, что требуется для начального понимания явления и предмета синергийной эстетики, и мы можем продолжить движение в ее глубину.

Красота одна, проявлений ее – не счесть. Вот Сократ обходит пестрое множество вещей, называемых прекрасными, – от корзины для навоза до обезьяны и человека. Обходит с некоторой гипотезой: если предметы, столь непохожие, обнимаются одним понятием красоты, значит за миром вещей может скрываться нечто идеальное, что улавливает в них сознание человека? В это невидимое и вглядывается Сократ. Чисто индуктивный метод. Все, что не укладывается в него, все априорные идеи, вроде идущей от Пифагора космической гармонии сфер или гераклитовского вечного совершенства Логоса, просто отбрасываются, потому что не умещаются в ограниченность индуктивного метода.

Отдельным предметом изучения могла бы послужить синергия платоновской мысли. Что же всеохватное узрел в музыке Платон, что дало выход во все бытие? – Нераздельность разделенностей. То, что христианские богословы выразят в формуле «неслиянно-нераздельно». Философы будут говорить о прерывности и континуальности. Эстетики – о единстве в многообразии. Квантовая механика, начав с различения, о корпускулярно-волновом дуализме (к примеру, электрон – и волна, и частица).

Обратившись к музыке и сторонам музыкального языка, Платон находит в них удивительное сопряжение предела в беспредельности [9, т. 3, с. 14, 24, 527]. Приведем пример из высотной организации. В диапазоне, допустим, кварты – четыре определенности: четыре ступени, как в лестнице. Но высшую и низшую точки можно соединить и непрерывным образом (как в пандусе). Платон называет это беспредельностью, ибо всякий отрезок линии восхождения и нисхождения состоит из бесконечного числа градаций высоты. Так вот, по Платону, выстукивание ступеней – не музыка. Сплошное глиссандирование – тоже не музыка. Музыка же – в их единстве. В игре гениев исполнительского искусства нет суммы тонов – есть сквозная линия, их единящая.

В чем секрет научной революции Исаака Ньютона? Великий ученый был и выдающимся богословом. Он открыл путь всем естественным наукам и технологиям будущего, отвергнув фундаментальную методологическую ошибку: причину всех изменений в мире видели в особенностях формы. «Нет, причина в силе», – объявил Ньютон и ввел это понятие в качестве ключевого, совершив подлинный переворот в физике. Но простота трудна, потому что божественна и открывается только из Откровения. В Библии нет слова «форма», а вот «сила» пронизывает ее, да и сам Бог – всемогущий: «Дух Святый найдет на Тебя, и сила Всевышнего осенит Тебя; посему и рождаемое Святое наречется Сыном Божиим» (Лк. 1:35).

Ньютоновского ключевого понятия силы все же недостаточно для гуманитарной области знания. Недостаточно потому, что человеку дана свобода воли – возможность определять себя и свою судьбу в бытии по критерию близости или далекости от последней цели сущего – Царствия Божия. Царство любви и ад злобы – не детерминистская необходимость, а выбор, благой или дурной.

Потому и красота – не просто сила и энергия (т. е. сила в актуальном проявлении сейчас и здесь). Она – синергия: сотрудничество Бога и человека в устремлении к последней беспредельной цели бытия. Примем во внимание и античное предчувствие всеобъемлющего единства бытия. «Признак мудрости – согласиться, не мне, но Логосу внемля, – что все едино» [10, с. 6]. В этом высказывании Гераклита скрыто содержится идея синергии: «внемля» – энергия и состояние чуткого слуха и вслушивания есть то, что мы называем инициальной энергией, а из неведомой высоты приходит удостоверение свыше: что «все едино».

Что же есть в музыке такое, что позволяет ей столь мощно влиять на жизнь человечества? В чем этот секрет? Надо взглянуть на минимальные ее проявления. Человек запел, труба возгласила, первые звуки органа повергли сердца во что-то превосходящее видимый мир, звук скрипки теплом и нежностью неземной умягчил сердце.

Музыка строится не из звуков, равно как и вербальный язык. Хотя существуют и тональные языки, но основой там являются все же фонемы, гласные и согласные. Они – для смыслоразличения слов. В них есть первозданная некая выразительность. Музыка начинается не просто со звука и не с фонемы, а с тона – и здесь объяснение секрета се силы! Тон не обозначает. Он есть, как есть и бытие. Познание бытия через тон осуществляется участием в нем. Невозможно познать преображение души, не преобразившись. «Живу Я!», – несется самоопределение Бога в Ветхом завете. И мы тоже живем, поскольку созданы по образу Божию и тесно соприкасаемся с Его жизнью. Степень близости бесконечно возросла с изменением структуры времени и с появлением синергии – соработничества, сотворчества человечества с Богом в творении Царствия Божия. Оно уже есть в сонмах святых, участвующих в нашей жизни, и ждет нас. Только на этой ступени могла появиться красота музыки Баха, Рахманинова и иных гениев.

Понятно теперь, почему и каким образом музыка способна поднимать тонус бытия, возводить на высоту всякого человека, народы и цивилизации, обострять чувство близости Царства Божия. Здесь же критерий успеваемости учеников, а также беспредельность совершенства и гениальности в сфере музыкального исполнения.

Лингвист и семиотик Ф. де Соссюр представил единство знака и значения в виде двух сторон бумажного листа – «означаемого и означающего». В музыке не так. Живущий в музыке человек – не лист бумаги. Кто же он? «Вы храм Бога Живого» (2Кор. 6:16), – наставлял христиан апостол Павел. В храме не обозначаются, а тянутся и приобщаются к бытию несказанному. И в музыке, звуковом храме бытия, тоже так: никаких обозначающих или обозначаемых! Есть прямое участие в бытии. Изначальным чудом бытия следует считать единство явления-являющего-являемого. Мы только тогда познаем красоту, когда живем в чуде, в этой энергии восхищения, пронизывающей бытие. До «третьего» неба, как мы знаем, был восхищен упомянутый апостол и слышал там глаголы неизреченные. Испытанное познание проливалось затем в его посланиях. Именно от него идет понятие синергии, «сотворчества» Бога и человека в приближении Царствия Божия, которое уже есть в сонме святых и ждет нас. И многое иное пришло к нам от апостола: педагогика («детоводительство» ко Христу), политэкономия, экономика – «домостроительство божественной благодати» (современная экономика забыла об этой последней цели бытия, тогда как политэкономия чересчур увлеклась классовым разделением).

Гениальная музыка, ее гениальное исполнение, активные слушатели стремятся приблизиться к последнему совершенству, которое было замыслено Творцом еще до сотворения мира. В последнем совершенстве высота и глубина тождественны, ибо нет границы меж внешним и внутренним: «Пребудьте во Мне и Я в вас» (Ин. 15:4). Именно поэтому «означаемое и означающее» семиотики совершенно далеки от синергийной сути музыки. Именно тон – исходное начало музыки – стягивает бытие в единение: он как струна, натянутая меж сердцем и Небом. В нем спрятан синергийный богочеловеческий закон всемирного небесного тяготения. Тон – своего рода магнитная стрелка, обнаруживающая наличие тяготения. Но оно не действует насилием, ибо богоданная свобода неприкосновенна: человеку, как некоей магнитной стрелке, дана власть выбора способа бытия. Так, по слову Христа, разделяются на поле мировой истории пшеница Божия и плевелы дьявольские. Кульминацией станет жатва: кому рай, кому ад.

¹ См. также другие статьи автора, прямо или косвенно связанные с темой: [1-3].

² Чайковский П.И. Дневники / ред. Т. Чугунова. Москва: Наш дом – L'Age d'Homme; Екатеринбург: У-Фактория, 2000. С. 203.

³ Пушкин А.С. «Дар напрасный, дар случайный…» // Пушкин А.С. Полное собрание сочинений: [в 19 т.]. Т. 3, кн. 1: Стихотворения, 1826-1836; Сказки [другие редакции и варианты] / [под общ. ред. М.А. Цявловского]. Москва: Воскресенье; Известия, 1995. С. 104.

⁴ Там же.

⁵ Первая строфа из стихотворения митрополита Филарета [Филарет (Дроздов), митр. «Не напрасно, не случайно…» // Звездочка: журн. для детей старшего возраста. Санкт-Петербург, 1848. Ч. XXVIII. С. 16].

⁶ Суть эстетической теории Н.Г. Чернышевского высвечивается в формулах «прекрасное есть жизнь», «общеинтересное в жизни – вот содержание искусства» [См.: 6].

⁷ Пушкин А.С. «Поэт» («Пока не требует поэта) // Пушкин А.С. Полное собрание сочинений: [в 19 т.]. Т. 3, кн. 1: Стихотворения, 1826-1836; Сказки [другие редакции и варианты]. С. 65.

⁸ Книга Изречений выхода в день [Электронный ресурс]. URL: https://tothotep.narod.ru/DeadBook.htm (дата обращения: 12.08.2023).

⁹ «Вергилий» – фреска западной галереи Благовещенского собора 1547-1551 гг.

¹⁰ Вергилий. Буколики. Георгики. Энеида / пер. с лат. Москва: Худож. лит., 1979. С. 50-51.

¹¹ Порфирий Кавсокаливит (в миру Евангелос Баирактарис) – священнослужитель Константинопольской Православной Церкви, старец, прославлен в лике преподобных (2013).

¹² Кавсокаливит (Баирактарис) П. Автобиография [Электронный ресурс] / пер. монаха М. Кавсокаливита; Афон. Скит Кавсокаливия. 2010 // Книги онлайн: [сайт]. URL: https://rb.rbook.club/book/15002253/read/page/66 (дата обращения: 12.08.2023).

¹³ См.: Арсеньев Н.С. О Жизни Преизбыточествующей [Электронный ресурс]. URL: https://predanie.ru/book/196985-o-zhizni-preizbytochestvuyuschey (дата обращения: 12.08.2023).

¹⁴ Погребальные портреты в Римском Египте I–III веков (в технике энкаустики). Впервые были найдены в Фаюмском оазисе (1887 г.) британской экспедицией Ф. Питри. Портреты на мумиях заменяют погребальные маски.

¹⁵ Высказывания Бетховена [Электронный ресурс]. URL: https://beethoven.ru/node/106 (дата обраще-ния: 12.08.2023).

¹⁶ Энтузиазм буквально этимологически переводится как «вбоживание», откуда и частое присутствие виртуозного начала, без которого горение духа выразить невозможно.

¹⁷ См.: Толстой А.Н. Мой творческий опыт рабочему автору [Электронный ресурс]. URL: http://tolstoy-a-n.lit-info.ru/tolstoy-a-n/articles/tolstoy-a-n/moj-opyt-rabochemu-avtoru.htm (дата обращения: 10.08.2023).

¹⁸ В исполнении замечательного скрипача Йозефа Сука, внука чешского композитора Йозефа Сука и правнука А. Дворжака. Звучание органа с сопровождением усиливает чувство Божественного предстояния.

About the authors

Vyacheslav V. Medushevsky

Author for correspondence.
Email: vmedu@mail.ru

Doctor of Art History, Professor, Professor at the Music Theory Department

References

Supplementary files