Interpretation of the Concept of “Cultural studies” in the National Linguistic Traditions of Russia and Abroad

Full Text

В дискуссиях о месте и роли культурологии в социогуманитарном познании современные исследователи обязательно затрагивают вопрос о национально-культурных особенностях трактовки этого понятия, поскольку существуют значительные расхождения в отечественном, англоязычном и немецкоязычном гуманитарном знании. В данной работе мы ставим своей целью проанализировать специфику отечественного термина «культурология», англо-американского словосочетания «cultural studies», а также немецких «die Kulturwissenschaft» и «die Kulturwissenschaften» с точки зрения выявления общего и особенного в их содержании, учитывая специфику философско-языковой интерпретации. Исходным при этом является понятие «культура» в его изначальном значении как отглагольного существительного, происходящего от «возделывать» и «преобразовывать».

В Америке и Европе большую роль в становлении содержания культурологического знания сыграли такие научные дисциплины, как культурная антропология и социология культуры. Это отразилось и на понятии «культурология»: исторически его содержательная сторона была генетически связана с идеями английского этнолога Эдуарда Бернетта Тайлора о структуре культуры, которые он озвучил в монографии «Первобытная культура» [1, с. 41]. Для определения содержания культурологии Э. Тайлор использовал термин «science of culture». Его учение, а также теория великого американского учёного Льюиса Генри Моргана о важной роли собственности и технологии в ходе развития культуры и социального прогресса были новаторскими для того времени и оказали исключительное влияние на научный путь Лесли Алвина Уайта, американского антрополога и этнографа, который представил научному миру такую новообразованную дисциплину, как «культурология». При этом он использовал термин «culturology», вверив вновь образованному научному знанию в качестве предмета изучение культуры и культурных систем в их органическом единстве.

Л. Уайт считал, что впервые термин «культурология» использовал немецкий химик Вильгельм Фридрих Оствальд, который употребил его немецкий эквивалент «die Kulturwissenschaft» в своей книге «Energetische Grundlagen der Kulturwissenschaft» [2], изданной в 1909 году. Однако именно Л. Уайту принадлежит заслуга культургенетического трактования термина «культурология», а также описания культурологической науки в целом. Он полагал, что культура должна стать объектом этой новой, а главное, самостоятельной науки.

Говоря о заслугах Л. Уайта в становлении и развитии культурологии, необходимо отметить, что он видел на её предметно-исследовательском поле выявление закономерностей человеческой культуры в целом, одновременно полагая, что культурология – «отрасль антропологии, которая рассматривает культуру (институты, технологии, идеологии) как самостоятельную упорядоченность феноменов, организованных в соответствии с собственными принципами и существующих по собственным законам» [3, с. 245]. Стоит отметить, что, несмотря на изначальное употребление Л. Уайтом термина «culturology», в англо-американской науке он впоследствии был вытеснен появившимся в Великобритании в послевоенные годы словосочетанием «cultural studies» (может быть переведено на русский язык как «культурные исследования»), которое впервые было введено такими учёными, как Раймонд Уильямс [4], Ричард Хоггарт [5] и Стюарт Холл [6].

В отечественной науке всё происходило несколько иначе. Здесь во главе угла стояли филология, философия культуры и семиотика. Поэтому абсолютно закономерным является тот факт, что одно из первых использований термина «культурология» в русскоязычных источниках принадлежит выдающемуся филологу Дмитрию Сергеевичу Лихачёву в его трудах 1980–90-х годов [7]. Он является своего рода пионером данной науки в нашей стране. А.С. Запесоцкий и А.П. Марков полагают, что академик Д.С. Лихачёв находился у истоков становления культурологической парадигмы, возникшей во второй половине XX века [8, с. 5]. Хотя нужно принять во внимание высказывание Э.С. Маркаряна о том, что уже в начале 1960-х гг. он использовал идею и термин «культурология», которые «были заимствованы… у широко известного американского антрополога Лесли Уайта» [9, c. 122]. Культурология, занимаясь изучением культуры как целостности, «изначально формировалась как своеобразная метанаука – научная парадигма» [10, c. 32]. Происходит «собирание» культурной реальности, в частности и на просторах других социогуманитарных наук. Большое значение при этом принадлежит анализу текстов как одному из культурных феноменов. Здесь происходит органическое использование методологии герменевтики как важнейшей гуманитарной дисциплины. Д.С. Лихачёв шёл по пути «от теории к практике», сталкиваясь при этом с определёнными научными проблемами. В этом случае российский академик создавал оригинальную методологию для их решения. Впоследствии она получила название культурологического метода или методологии культурно-исторического анализа. В своих трудах Д.С. Лихачёв огромное внимание также уделял образованию как институту культурной преемственности поколений, разработал гуманистическую концепцию нравственного воспитания с позиций культуроцентризма и культурогенеза. Культура, по его убеждению, одна «обладает свойством преодолевать время, соединять прошлое, настоящее и будущее. Без прошлого нет будущего, тот кто не знает прошлого, не может предвидеть будущее» [11, c. 95]. Отметим в качестве важнейшего промежуточного вывода, что Д.С. Лихачёв в своих трудах развивал именно российскую культурологию, которая неразрывно связана с особенностями исторического развития нашей страны.

В начале XXI столетия вопрос о месте современной русской культурологии в социогуманитарном знании по-прежнему остаётся дискуссионным. Существуют три наиболее представительные точки зрения на этот счёт, каждая из которых, однако, является переосмыслением существующей области научного знания. Приведём данную структуру в терминах, используемых современным российским культурологом Андреем Яковлевичем Флиером в статье «Современная культурология как структурированная система» [12, с. 30]. Итак, первая группа учёных-сторонников социальной культурологии, по А.Я. Флиеру, полагает, что данная наука представляет собой новое обществознание и идёт рука об руку с политологией, социологией и антропологией. Вторая и третья группы выступают сторонниками гуманитарной культурологии, однако одни считают её новой филологией, другие – новым искусствознанием. Мы стоим на той точке зрения, что благодаря своему уникальному междисциплинарному и интегративному характеру культурология способна быть в центре изучения всего вышеперечисленного. В данном случае происходит своеобразный синтез научного знания, действует синергетическая парадигма.

Л. Уайт и Д.С. Лихачёв доказали, что культура должна быть введена в предметное поле новой науки – культурологии, понимая её при этом каждый по-своему. Американские учёные, стоявшие у её истоков, воспринимали культурологию, скорее, как совокупность нравов и обычаев, советские – как целостность, предметом исследования которой выступает собственно культура, вписывающая изучаемое явление в свой контекст [13]. Современные «cultural studies» в большей степени нацелены на прикладной характер науки, обеспечивая при этом основу для практической деятельности в сфере культуры.

Интересен тот факт, что немецкоязычные учёные, сравнивающие подходы к определению культурологии в разных странах, полагают, что российская культурология в основном базируется на семиотике, упоминая при этом тартуско-московскую семиотическую школу и М.М. Бахтина как предшественника современной семиотики [См.: 14; 15]. Французская культурология остаётся тесно связанной с социологией, а англо-американские «cultural studies» предстают в качестве междисциплинарных исследований на стыке антропологии, психологии, теории коммуникации и социологии с акцентом на роль массовой культуры в современном социуме и зачастую с уклоном в сторону политических наук и отношения к власти. Так, например, австрийский учёный Петер Холцер в своей статье «Kulturwissenschaftliche Theorien –Basis einer translationsrelevanten Kultur(transfer)kompetenz» выражает очень интересную мысль на этот счёт, говоря о том, что немецкоязычная культурология имеет иную генеалогию по сравнению с англо-американскими «cultural studies», поскольку обе из них являются частью тех культур, из которых они произошли либо возникли [16, S. 36].

На наш взгляд, этот тезис применим к научным изысканиям в области культурологии во многих странах. Кроме того, тенденция «cultural studies» воспринимать культуру как первично социально детерминированную противоречит концепции немецкоязычной науки понимать общество как изначально культурно детерминированное. Таким образом, подход немецкоязычных учёных отличается от перечисленных выше, является тем особенным, что даёт нам основание для более подробного рассмотрения развития культурологии в немецкоязычном пространстве.

В немецком языке для культурологии существует термин «die Kulturwissenschaft» (введённый В. Оствальдом), однако в зависимости от того, в каком числе используется данный термин (в единственном – «die Kulturwissenschaft» или во множественном «die Kulturwissenschaften»), варьируется его значение. Начиная с великого немецкого социолога Макса Вебера, понятие «die Kulturwissenschaften» во множественном числе (что корректнее перевести на русский язык как «культурологические науки») отражает все те дисциплины, которые рассматривают процессы либо события человеческой жизни с точки зрения их «культурного значения» (нем. «die Kulturbedeutung», термин, который использовал сам Макс Вебер) [17, S. 600; 18, S. 175]. В самом широком смысле к анализу культурных явлений приступают различные гуманитарные и общественные науки, однако «die Kulturwissenschaften» не становятся им тождественными, не делятся на узкоспециализированные отдельные предметы, а являются междисциплинарными. При таком подходе различные социогуманитарные дисциплины не сливаются в одну – в культурологию, а скорее, поддерживают или даже увеличивают свой плюрализм, привлекая другие дисциплины к внутрикультурному диалогу. Подчеркивается, что «die Kulturwissenschaften» являются наукой, которая связывает различные дисциплины друг с другом, в чём она становится схожей с классическими естественными и гуманитарными науками.

Согласно немецкому учёному Ингеборгу Бройеру, благодаря «die Kulturwissenschaften» «мы превращаем наш мир в реальность, придавая ему смысл» [19]. А культура, как писал американский антрополог Клиффорд Гирц, является сетью, паутиной смыслов: «разделяя точку зрения Макса Вебера, согласно которой человек – это животное, висящее на сотканной им самим паутине смыслов, я принимаю культуру за эту паутину, а её анализ – за дело науки не экспериментальной, занятой поисками законов, но интерпретативной, занятой поисками значений» [20, c. 12]. Таким образом, под культурой он понимает способ, с помощью которого человек знакомится с окружающим его миром, разрабатывает нормы морального и правового характера для совместного проживания с другими людьми, а также передает из поколения в поколение общее прошлое, то есть придерживается позиции историзма. И поэтому целью «die Kulturwissenschaften», по мнению сторонников данного подхода, становится прочувствовать эту культуру как паутину смыслов, используя при этом все существующие гуманитарные научные дисциплины.

С середины 1980-х гг. полемика между сторонниками термина «die Kulturwissenschaft» и теми, кто придерживается варианта во множественном числе «die Kulturwissenschaften», постепенно начала звучать всё ярче. Это связано с появлением научной школы под руководством немецкого учёного Хартмута Бёме, который активно занимался обоснованием термина «die Kulturwissenschaft» в единственном числе (что корректнее перевести на русский язык именно как «культурология»). Под ним понимается самостоятельная дисциплина, которая, в первую очередь, определяется научной проблематикой, а не предметами исследования, выделенными для отдельных дисциплин. «Die Kulturwissenschaft» в этом смысле изучает культурологические феномены и созданные человечеством социокультурные институты, в первую очередь такие как семья, брак, малые социальные и большие социокультурные группы. Вместе с тем это виды действия и конфликты, а также ценностные горизонты и границы нормы, как с точки зрения системного подхода, так и культурно-исторического. Таким образом происходит сдвиг в сторону ценностного, то есть к аксиологической стороне культуры. Кроме того, наблюдается также уклон в сторону практического характера исследований, в чём отчасти можно проследить сходство с англо-американскими «cultural studies». Согласно Хартмуту Бёме, выделяют три области научных исследований внутри данной единой дисциплины:

1. История средств массовой информации (нем. «die Mediengeschichte») помогает понять условия и формирование коммуникативно-культурной памяти и мировоззрения.
2. Визуальная культура (нем. «die Bildforschung») изучает изобразительное искусство и общие визуальные феномены, включая физические формы движения, социальные ритуалы, габитус, формы выражения привычек, чувств и действий.
3. Историческая антропология (нем. «die historische Anthropologie») задает вопрос об изменении условий жизни в процессе все более глубокой трансформации культур, а также человеческой и естественной природы посредством развития научно-технической цивилизации [21, S. 109].

Отметим, однако, что на данный момент последователей использования термина «die Kulturwissenschaften» во множественном числе больше. По нынешний день в Германии спорным остается вопрос о предметной области обоих терминов и о том, следует ли закрепить «die Kulturwissenschaft» в качестве самостоятельной дисциплины или же научная деятельность должна оставаться в контексте «die Kulturwissenschaften». Однако бесспорным является тот факт, что любые культурологические исследования в современную эпоху глобализации, межкультурных трансформаций и главенства средств массовой информации в их влиянии на общественное мнение имеют большое значение для толкования и самовосприятия обществ. В последние годы всё большее внимание культурологическим исследованиям в Германии уделяется применительно к сфере межкультурной коммуникации и теории перевода. Последнее выходит на грань связи с вопросами языкознания.

Таким образом, можно говорить о следующих репрезентациях культурологии с точки зрения её терминологического поля:

• – «culturology», впервые введённый Л. Уайтом для обозначения новой, обоснованной им науки, занимающейся изучением культуры и культурных систем;
• – «cultural studies», появившийся в послевоенное время в Великобритании и отражающий переход к прикладному характеру исследований с явным акцентом на политическом и социальном контекстах, массовой культуре;
• – «культурология», термин, использующийся в русскоязычном научном пространстве для определения науки, предметом исследования которой является культура и культурные взаимосвязи;
• – «die Kulturwissenschaft» в единственном числе, впервые введённый В. Оствальдом и в настоящее время обозначающий самостоятельную дисциплину, занимающуюся изучением как высокой, так и массовой культуры, с акцентом на медиакультуре;
• – «die Kulturwissenschaften» во множественном числе, междисциплинарная наука, выступающая в качестве проводника для междисциплинарных исследований, уделяющая внимание проблемным областям культуры, которые находятся между эпистемологическими интересами исторических, социальных и литературных дисциплин и поэтому являются не охваченными системой дисциплинарного поиска в должной мере.

В качестве общего вывода отметим, что рассматриваемые в статье термины не являются тождественными понятиями, что актуализирует проблему их адекватного применения в переводных текстах, поскольку мы не можем назвать их полными эквивалентами в рассматриваемых языках, исходя из того, что означаемое у них существенно различно. Вопросы разграничения областей исследований данных наук являются достаточно дискуссионными и требуют пояснений при работе с переводными текстами, посвящёнными культурологии, чтобы не вводить в заблуждение реципиента, не обладающего достаточными знаниями в этой сфере. Безусловным является тот факт, что все вышеперечисленные научные дисциплины развивались в историческом, культурном, политическом и научно-теоретическом контексте, характерном для исследовательской традиции в её англоязычной, русской и немецкой трактовках.

About the authors

Maria A. Kuznetsova

Saint Petersburg State Agrarian University

Author for correspondence.
Email: zar951@rambler.ru

senior lecturer at the Department of Foreign Languages and Culture of Speech

 

Russian Federation, 2 Petersburg Highway, Saint Petersburg, Pushkin, 196601

Mikhail A. Arefiev

Saint Petersburg State Agrarian University

Email: ant-daga@mail.ru

Doctor of Philosophy, Professor, Head of the Department of Philosophy and Social and Humanitarian Sciences

Russian Federation, 2 Petersburg Highway, Saint Petersburg, Pushkin, 196601

References

Supplementary files